– И всё равно я не смогла его спасти. Этот медоточивый Палпатин со своей «дружеской поддержкой» окончательно его развратил. Не разглядела я, когда ещё не было поздно.
– Палпатин всю Галактику вокруг пальца обвёл, не тебя одну.
– Спасибо, мне чуточку легче, – Падме сделала шутовской книксен.
– Доброе утро! – в дверях каюты стояла Эрдени, босая, одетая в весьма легкомысленной длины ночную рубашку. – Народ, а завтрак будет?
– Ты бы ещё дольше спала, – фыркнула Осока. – И пинала старших, когда тебя будят. Глядишь, и обед бы пропустила.
– Ну-у-у! Здесь так тихо, спокойно, не то, что на фрегате. Только и поспать.
– Иди к кухонному подъёмнику, будет тебе завтрак, – улыбнулась Падме.
– Стоять! – прикрикнула Осока на развернувшуюся в направлении гостиной сестру. – А умываться кто будет? Давай-давай, – и протолкнула её в каюту в направлении освежителя.
– Джедаи, всё-таки, совершенно бесчувственны! – бурчала Эрдени. – Особенно женщины. Умываться, потом краситься…
– Можешь не краситься, – сказал я, – в доме все свои.
– А если так лениво, сделала бы уже перманент, как мама, – добавила Осока.
– Не могу. Вдруг для маскировки понадобится что-то другое нарисовать. Как ты тогда на Шили.
– Тоже мне, секретный агент.
– Между прочим, дамы, мы собираемся принимать участие в эвакуации штаб-квартиры? – спросил я. – У нас ведь тоже корабль, и грузоподъёмность не меньше, чем у «Индрика» и «Ропала».
– Как раз хотела обсудить, – отозвалась Осока. – Алекс, Падме, вы не возражаете, если мы погрузим кое-что из имущества?
– Конечно, нет! – сказал я.
– А я возражаю, – заявила Падме. – Я самый быстрый наш корабль. Возить на мне оборудование нерационально, оно не скоропортящееся. Лучше персонал. Сто тридцать часов полёта или тридцать три, есть разница?
– Кают у нас маловато для персонала, – усомнилась Осока.
– Зачем обязательно каюты? – пожал плечами я. – У нас на Земле есть такой город, Махачкала. До него из Москвы автобус идёт тридцать пять часов, случайно знаю. И люди едут сидя.
– Предлагаешь установить в трюме кресла, как на челноках?
– Да. Возьмём из конференц-зала. Каковы размеры трюма, Падме? В длину метров десять?
– Девять, – ответила голограмма. – И шесть в ширину.
– Отлично. Семь рядов по восемь в ряд, пятьдесят шесть человек.
– Плюс в каютах шестнадцать спальных мест, – подхватила Осока.
– Можно до двадцати восьми, если освободить и кладовые, – уточнила Падме. – Итого восемьдесят четыре. Система жизнеобеспечения рассчитана на семьдесят два, но короткое время потянет до девяноста.
– Тогда плюс диваны в гостиной, – добавил я. – Это не считая нас самих, мы прекрасно разместимся в рубке.
– И я вместе с вами, – встряла Эрдени, выходя из душа.
– С нами, с нами, куда тебя девать? – развела руками Осока. – Давай так: я пойду, предложу эту идею Рийо…
– …А я попрошу у технической службы пару рабочих дройдов и привезу кресла, – кивнул я.
– Пусть Бета тебе поможет.
– Да, скажу ей, чтобы пока ряды разметила.
Осока вышла в гостиную и вдруг резко остановилась, так что я наткнулся на её плечо.
– Это что ещё такое? – возмутилась она. И не без причины. Эрдени, достав из подъёмника поднос с завтраком, поставила его на ковёр посреди гостиной и собиралась устроиться рядом.
– А ну, достань стол и сядь как следует! – потребовала Осока.
– Между прочим, в Древней Греции все лежали. Даже за едой. Правда, Алекс?
– До Леонида Андреевича Горбовского тебе расти и расти, – сказал я, выдёргивая из пола складную конструкцию стола. Откинул от стены подушку дивана: – Садись.
– Да, мой повелитель, – подобострастие Эрдени было настолько ненатуральным, что аж просвечивало.
– Между прочим, где ты вчера потеряла нашего менестреля?
– Не потеряла. А устроила в блоке, где экипажи живут.
– Поешь – веди его сюда.
– Слушаю и повинуюсь.
Сиденья в конференц-зале базы представляли собой нечто среднее между кинотеатром и тем, что ставят в самолётах, межобластных вагонах и автобусах. На штурмботах фрегата стояли немного другие, ещё более комфортабельные, но они и места заняли бы гораздо больше. Вместе с низкорослым ремонтным дройдом, похожим на металлического гнома в шляпе-мухоморе – больше одного механики выделить не смогли – я снял две секции по пять кресел и взгромоздил на репульсорную тележку.
– Отвинти ещё эту и три следующих ряда, – распорядился я, – загрузи вторую тележку и жди меня.
– Выполняю, сэр! Десять стандартных минут! – откликнулся дройд, он был посмышлёнее рабочих ASP и словарный запас имел побольше.
Тележку можно было тащить за собой за направляющую ручку-водило, а можно – вести перед собой. Я предпочитал второй вариант. Земная складская тележка-вилы вела себя почти так же, разве что, толкать себя не помогала, а рулить, находясь сзади, было намного удобнее. Несколько раз мне приходилось принимать поближе к стене, пропуская встречные тележки с грузами. Персонал базы начал демонтировать и грузить на корабли оборудование, которое могло пригодиться на новом месте, в Поясе Дарналы. Кое-где в коридорах попадались следы незаконченных работ – незакрытые служебные люки, из них свисали отсоединённые кабели и волноводы.
Притормозив на перекрёстке, я зарулил в очередной коридор и налёг на рукоятку, увеличивая скорость тележки. А буквально через пару шагов едва не полетел на пол от мощного шлепка промеж лопаток. Обернулся и слегка растерялся. Кто эта высокая красивая женщина в сером брючном костюме со светло-синей отделкой? Неужели… Асаж Вентресс? За четыре месяца, что мы не виделись, бывшая злодейка изменилась настолько, что её с трудом можно было узнать. Во-первых, у неё отросли волосы. Виски и дальше, за ушами, она по-прежнему брила, а вот сверху… Такое впечатление, что Вентресс отрастила «ирокез», как у панка, а потом он ей надоел, и она перестала его подрезать. Получилась весьма оригинальная мягкая волна блестящих каштановых волос, падающая на левую сторону головы, и пушистый «хвостик» на шее. Лицо женщины больше не было размалёвано чёрными полосами, придающими ему жутковатый вид маски восточного театра. Нет! Оно было накрашено, в немного мрачноватом, но очень эффектном стиле, нечто среднее между рок-звездой и готессой. Нельзя не признать, при естественной бледности кожи именно такая цветовая гамма подходила Асаж больше всего. И выглядело это не вульгарным, так, слегка вызывающим, в полном соответствии с её характером. Одежда Вентресс состояла из облегающего сюртука с воротничком-стойкой, в котором спереди имелся узкий, не более пальца шириной, глубокий разрез, укороченных брюк и полусапожек на платформе.