– Алекс, осторожнее, пожалуйста, у меня бок распорот, – тихо сказала Осока.
– Ох! – я выпустил её и увидел, что рукав моего комбинезона испачкан в её крови. – Прости! Надо…
К нам подскочила доктор Маррен:
– Дай, посмотрю!
– Потом. Кровотечение я остановила. Ребятами займись. Я туда.
Маррен бросила взгляд на мою ногу, сделала знак: «минуту». Наклонилась над панторанцем.
– Холодный, – мрачно констатировала она. – Сядь, сейчас тебе обработаю.
– Чем нас?
– Верп. От него броня не спасает.
Вот что это было такое! Сверхскоростное метательное оружие насекомоподобной расы верпинов, стреляющее мелкой картечью. Поражающий конус верпа довольно широк, из-за сложной формы картечины летят хаотично, облако меняет форму. Увернуться от такого «плевка» чрезвычайно сложно, даже обладая чувством Силы. Где же он, гад, достал эту штуку? Она ведь редкая и стоит огромных денег. Я старался не смотреть на тело бывшего приятеля и наполовину придавленную панелями белую фигуру погибшего панторанца. Вот так, были люди, и нет их.
Маррен, меж тем, достала инструменты, инъектор, распорола скальпелем штанину.
– Зачем?? – вскричал я.
– Сиди, тут вся изнанка кровью пропитана, – рыжая докторша быстрыми движениями делала один укол за другим.
– Ты не перебарщиваешь? – спросил я.
– Больной, хватит вмешиваться в лечебный процесс, – уже сердито огрызнулась Беренко. – Сейчас шок пройдёт, на стенку от боли полезешь.
А маленькое существо тем временем начинало подавать признаки жизни, заворочалось. Маррен переключила что-то на инъекторе, ткнула им в чужака, щёлкнула спусковой кнопкой. Существо вытаращило круглые рыбьи глаза и снова потеряло сознание. Отложив инъектор, она взяла левой рукой сканер, поднесла к ране. Прибор, попискивая и позвякивая, принялся сообщать ей что-то на экране, которого я не видел. Правая рука докторши стремительно двигалась над повреждённым участком. Трубка отсоса, какие-то небольшие ярко-жёлтые предметы, снова трубка… Отложив сканер, Маррен принялась помогать себе второй рукой.
– В общем, кость цела, крупные артерии тоже, остальные сосуды я пока пережала, ваш дройд всё залатает, – сказала она. И распорядилась: – Увозите.
Что это? Репульсорная платформа? Судя по высоким бортам, медицинская.
– Осока! Маррен, посмотри, что с ней, она такая безответственная… – я, вроде бы, говорил в полный голос, но почему-то едва себя слышал.
– Разумеется! Сразу же, как догоню.
Дальше я видел только грязный потолок коридоров станции, пыльные в потёках желтоватой жидкости светильники, ободранные проёмы переборок, полутёмный тронутый ржавчиной склеп грузового турболифта, тряский и грохочущий, как шахтная вагонетка, и снова коридоры. Каким путём меня везут, я понять не мог, потому что не привык путешествовать вот так, навзничь. Наконец, после очередной переборки потолок оказался где-то далеко вверху, почти невидимый в полумраке, а затем надо мной навис знакомый и родной металлический корпус, покрытый свинцово-серым чуть поблёскивающим электрохромным покрытием. Платформа наклонилась в сторону ног, так как репульсоры не смогли полностью скомпенсировать покатость пандуса.
– Сейчас-сейчас, – склонилась надо мной Падме. – Переложим тебя в капсулу и займёмся лечением. Больно? Потерпи.
– Нет, не больно, Маррен мне лошадиную дозу вкатила, – с трудом подняв руку, я успокаивающе помахал в воздухе ладонью.
– Термин «loshadinaya» мне неизвестен, – раздался сбоку строгий металлический голос медицинского дройда по имени Герхард. – Считываю данные… Введённая доза была адекватна. Сэр. Я займусь сосудами Вашей ноги, необходимо усилить анестезию. Хотите погрузиться в сон?
– Это обязательно? – я видел расширенные, наполненные страданием глаза Падме и решил, что отключаться сейчас не ко времени.
– Необязательно.
– Тогда нет. И, доктор, можно приподнять изголовье? Голова запрокинута, глотать трудно.
Дройд молча выполнил просьбу, приподняв ту часть ложа, где находилась голова, а плечи оставив неподвижными. Внутренность медицинской капсулы была ещё удобнее, чем передвижная кровать-носилки. Только мне почему-то стало казаться, она плавно покачивается подо мной, хотя умом я понимал: это невозможно, капсула прочно закреплена на своём основании. Двигался только дройд, бесшумно скользя на репульсорах.
– Каково состояние? – спросила Падме.
– Вторая степень тяжести, – доложил дройд, в то время как три его манипулятора проделывали какие-то манипуляции с моей ногой.
– Ох, хорошо.
– Что значит… вторая степень? – старательно выговорил я, язык едва слушался, и глаза закрывались.
– Это… – Падме на мгновение задумалась, а потом сердито сказала: – Герхард, прекрати блокировать мне доступ к твоим медицинским базам!
– Вы будете нервничать, хозяйка, – невозмутимо ответил дройд.
– Я не нервничаю, я обеспокоена! А деталей не помню. Сколько всего степеней тяжести?
– Пять. Пятая это кома, – пояснил дройд.
– Ну, видишь… Нормально, значит… – сказал я. – Падме… Дай мне лучше пить… Внутренние органы… целы… значит, можно…
– Да-да, конечно, – засуетилась она, – вот, пей.
– Всё-всё… Спасибо, сестрёнка… Ты, правда… перестань психовать…
– Да кто вам сказал, что я психую?
– Глаза… мокрые… – я улыбнулся или, по крайней мере, хотел это сделать, потому что голограмма машинально поднесла руку к лицу и покосилась на пальцы, сухие ли.
– Выдумываешь всё, – сказала она. – Ты бы поспал, пока Герхард закончит.